Источник http://techcrunch.com/2012/04/19/an-interview-with-millenium-technology-prize-finalist-linus-torvalds/
Автор Scott Merrill.
Millenium Technology Prize — награда из Финляндии, присуждаемая каждые два года и направленная на “улучшение качества жизни и поддержку и продвижение практических исследований, разработок и инноваций.” Впервые этот приз получил сэр Тим Бернс-Ли (Tim Berners-Lee) в 2004. В этом году финалистами конкурса оказались доктор Шиня Яманака (Shinya Yamanaka), трудящийся в области исследования стволовых клеток, и создатель ОС Linux Линус Торвальдс. Победитель будет объявлен 13 июня в столице Финляндии, Хельсинки.
Из пресс-релиза:
Награда в знак признания разработки нового открытого ядра ОС для компьютеров, что впоследствии привело к созданию широко распространенной операционной системы Linux. Возможность свободного получения Linux в интернете мгновенно вызвала цепную реакцию среди разработчиков, приложивших дальнейшие усилия по разработке и настройке, оценивающиеся в 73,000 человеко-лет. Сегодня на Linux работают миллионы компьютеров, смартфонов или DVR (например, Tivo). Достижения Линуса Торвальдса оказали величайшее воздействие на совместную разработку ПО, сетевых коммуникаций и открытости как парадигмы веб-сетей, сделав их доступными для миллионов, если не миллиардов человек.
У меня появилась возможность задать Линусу несколько вопросов по email. Надеюсь, из этого разговора не получилось очередной версииThe Chris Farley Show для гиков.
Scott Merrill: Вы работаете на MacBook Air, потому что это тихий и качественный компьютер. Почему же тогда Apple занимает такую малую долю рынка? Вы никогда на задумывались об использовании собственного авторитета, либо присущей удачи в делах для того, чтобы исправить эту ситуацию?
Linus Torvalds: Не хотите же вы на самом деле, чтобы я начал разрабатывать устройства. Да, я хороший программист, но вряд ли кто-то считает меня знатоком моды. Белые носки и сандали у меня на ногах еще не означают “хорошего чувства стиля” 🙂
Поэтому, признаюсь, я несколько озадачен тем, почему никто больше не сделал ничего подобного тому, что сделал Apple с Macbook Air – даже сейчас, спустя несколько лет после его первого выхода в свет. Остальные производители ноутбуков продолжают выбрасывать на прилавки уродливые и ужасные изделия. Конечно, есть компании, пытающиеся исполнить нечто похожее, но у них всегда выходят какие-то жуткие поделки. Не думаю, что я единственный, кто хочет иметь тонкий и легкий ноутбук.
Кстати, если уж говорить об Apple, из всей линейки их продуктов я могу выделить только Air. Другие их ноутбуки, наверное, красивые на вид, но все равно состоящие из тех же старых и ужасных комплектующих, просто в приятном наряде.
Просто я стараюсь быть во главе прогресса со своими строгими запросами “маленьких и тихих” устройств. Я здесь говорю не только о ноутбуках – иногда Intel присылает мне образцы еще не выпущенных на рынок продуктов, и те люди из Intel, с которыми я в этом случае работаю, уже на зубок знают, что полная тишина при работе — одно из важнейших моих требований, даже для настольных ПК. Иногда я очень удивляюсь, какие пылесосы находятся на рабочих столах у некоторых людей.
Я хочу, чтобы у меня на рабочем месте было тихо. Самый громкий звук в моем помещении – это, вероятно, мурлыкание кота. И когда я путешествую, я желаю отправляться налегке. А ноутбук весом больше килограмма вряд ли будет мне хорошим спутником (да, в этом случае я использую 11-дюймовый Macbook Air, хотя считаю, что Apple еще может поработать над его весом, просто он ближе всех к моему лимиту в 1 килограмм).
SM: Вообще, я спрашивал не совсем о том, почему вы сами не создаете устройства — я прекрасно понимаю, что нужно играть на том, на чем умеешь. Уже довольно давно производители устройств утверждают статус Linux как живой платформы, и сегодня все больше OEM-поставщиков поставляют Linux на борту устройств или хотя бы работают над этим. В целом, есть ли шанс у мирового Linux-сообщества повлиять на создание ноутбуков, которые оказались бы всем по душе? Я знаю, что это не ваша забота, и понимаю такое мнение. Возможно, у вас есть некие предложения по поводу того, как мы все сообща сможем оказывать влияние на вещи такого рода?
LT: Я полагаю, что одним из тех шагов, который кстати уже делают в Apple, является фокусирование внимания на том, что компания должна остаться на плаву и работать долгое время. У них гораздо меньше моделей по сравнению с большими производителями, и я думаю, что это позволяет им сконцентрироваться на отдельных моделях и делать их лучше, чем средний образец на рынке.
Конечно, и у Apple все же есть некоторые вариации (например, разные объемы памяти), но сравните их предложения с диким и неприрученным миром HP, Lenovo или Toshiba. Такие производители железа не пытаются класть все яйца в одну или даже несколько корзин, и даже несмотря на это они городят столько моделей, что это выходит довольно безопасно для компании, но абсолютно скучно для клиентов (и тогда они обычно делают следующую ошибку — пытаются ринуться в дизайнерские решения, чтобы скомпенсировать эти унылые плюхи).
А внимание Apple к своей продукции впечатляет. И пусть она частенько бывает нестабильна – все мы помним их тернистый путь. Я раньше считал, что Apple вот-вот обанкротится, и вероятно я был не одинок в этом мнении. А ведь как сложно поддерживать свою продукцию в течение очень долгого срока, и видимо поэтому большинство остальных компаний так не поступают – они же постоянно пытаются произвести нечто революционное, что потрясет весь мир, и неудивительно, что всегда при этом проигрывают.
Для серьезного внимания необходима сила воли. Я не фанат Apple и считаю, что они совершили и ряд крупных ошибок, но я прощаю им это не потому что их дизайнеры могут облагородить что угодно, а потому что у них есть сила воли, чтобы работать дальше. Джобсу приходилось прилагать невероятные усилия.
В любом случае, я не думаю, что нужно так сильно волноваться о ноутбуках. Дело в том, что Macbook Air раньше был (и частью является сейчас) вершиной прогресса. Хотя я думаю, что комплектующие уже приближаются к тому моменту, когда производство ноутбуков не будет какой-то космической наукой. Вращающиеся дисковые накопители уже отжили свое и вместе с ними должны уйти последние проблемы форм и размеров: люди не нуждаются в наличии больших магнитных жестких дисков или дисководов.
Конечно, дисководы для оптических дисков еще будут существовать какое-то время, возможно размеры даже увеличатся, потому что производители захотят поддерживать устаревшие форматы – но эта техника подешевеет и сможет хранить большие объемы данных. Но в то же время небольшие хранилища данных на Flash-памяти становятся все популярнее, и хотя мы платим за них больше, они уже не кажутся чем-то революционным. Формфактор mSATA/miniPCIe становится все реальнее как стандарт.
Вместе с тем, что процессора всегда были достаточно быстрые, я ожидаю, что формфактор, подобный Macbook Air, вскоре станет привычным и удобным. Apple всегда вела за собой прогресс, и я жду еще более грандиозных решений, чем, вероятно, некий средний пользователь, хотя я убежден, что в конце концов рынок ноутбуков станет таким, каким он должен быть. Я уверен, что некоторые все равно будут использовать старые громадины, просто производство хорошего тонкого и легкого компьютера уже не должно быть технически затратно, как раньше.
Другими словами, формат Macbook Air станет стандартом через несколько лет. Такое уже было, выходило нечто революционное, что потом становилось обыденным.
Хотя это заняло гораздо больше времени, чем я думал. Мне нравились компактные ноутбуки еще задолго до того, как появлися Macbook Air. Это не концепт Apple – просто они сделали его как полагалось.
Но я считаю гораздо более интересными людей, которые изобретают новое. Например, мне очень нравится концепт Raspberry PI. Это тоже революция, но в другом роде – возможно не лучший формфактор, зато значительно удешевленная технология, цена на продукт настолько низкая, что устройство кажется ну очень дешевым. Да, у него есть свои ограничения, но все-таки невероятно, что можно получить всего за $35. Вспомните об этом через пару лет.
Это интересно, потому что теперь мы приближаемся к тому, что собрать полноценный компьютер становится очень дешево и его при этом можно использовать как платформу для новых устройств. Конечно это здорово для обучения, но настоящая магия состоит в том, что любой человек, купивший его и способный на самостоятельные разработки может в итоге представить что-то совершенно новое и необычное.
Относительно дешевые домашние компьютеры в свое время изменяли мою жизнь. Я бы даже и не беспокоился о том, как нужно улучшать дизайн ноутбуков: по-моему, более интересно то, что может поменяться, когда у нас появятся грошовые, почти бесплатные компьютерные мощности, которые можно внедрить в любую маленькую игрушку или устройство. Какую революцию в производстве мобильных устройств и техники это может вызвать, когда подобные компьютеры станут доступны всем?
SM: Вы особенно не церемонитесь в общении с другими разработчиками ядра и создателями патчей. Это способствует или мешает вашему успеху как отца семейства?
LT: Правда, я не знаю. Я думаю, что мы уже выросли из детского возраста, не считаю, что они обижаются на то, что в нашей семье есть свои правила, которые мы строго соблюдаем (обычно с пятиминутными перерывами на туалетную комнату). У нас, например, есть четкое правило “не плакаться”, и я видел детишек, которых точно нужно было воспитать подобным образом.
Может быть, они просто хорошие детишки от рождения. Не помню, когда я в последний раз посылал кого-то в туалетную комнату (в нашей семье есть такая шутка: “Если будешь плохо себя вести — проведешь остаток дня в туалетной комнате”).
И даже когда я работаю из дома, я не выполняю все функции «отца». Дети всегда знали, что если они придут и потревожат меня, когда я сижу за компьютером, я на них накричу. Я знаю нескольких людей, которые, по их словам, никогда не работают дома, потому что их всегда отвлекают дети – в моей семье это не так. То есть за исключением моей работы дома, мы — обычная традиционная семья – Туве (Tove) всегда была дома, хозяйничала и управлялась с детьми.
И не надо меня путать: когда я общаюсь с разработчиками, может возникнуть много шума и ругани. И хотя это иногда случайно происходит в отношении детей, я через некоторое время обнимаю их и целую перед сном. А разработчиков ядра? Не часто.
Предпочтут ли программисты, чтобы я подтыкал им одеяло перед сном вместо того, чтобы обрушивать на них проклятья? Уверен, они бы этого захотели. Просто у меня такой характер, мне это чуждо.
SM: Как к вашей работе относится семья? О чем они вас спрашивают?
LT: Они не видели ничего другого, не думаю, что члены моей семьи задумываются над этим. Это что-то, чем занимается папа. Ни одна из трех моих дочерей еще ни разу не проявила хоть какого-то интереса к компьютерам (помимо простого использования – они играют, общаются, «фейсбучат»), и сейчас они перешли к работе на Linux во всем, что им нужно, им не кажется это странным.
SM: Участвуете ли вы в ежедневных решениях технических задачек, например, для школы? Если так, как он вас этого добились?
LT: О, последнее, из того, чем я бы занялся — это давать подсказки. Ни за что.
Конечно, я обслуживаю домашние компьютеры, и это означает, что ноутбуки детей (которые они используют и в школе) работают на Linux, да еще оказалось, что местные школы используют Linux на уроках информатики, поэтому для детей это не в новинку.
К тому же я плохо организован для того, чтобы на меня надеялись и просили помощи по компьютеру. Честно говоря, мне все равно. Для меня действительно интересно, как работают компьютеры на низком уровне, а если бы мне пришлось заботиться о проблемах пользователей, забытых паролях или бэкапах, я бы не знал что и делать. Наверное, стал бы наркоманом и алкоголиком, чтобы притупить боль.
Даже в процессе работы над ядром, я рад, что не являюсь менеджером в традиционном смысле. Не хочу заморачиваться с логистикой и людьми, а могу посвятить время полностью технической стороне. Хотя сейчас я уже не пишу так много кода, как раньше (обычно я занимаюсь слиянием кода других программистов с готовым кодом ядра), я никогда на считал себя менеджером. Вместо этого я называю себя “техническим руководителем”.
SM: Что бы вы хотели сказать людям, о чем вас еще никто не спрашивал?
LT: Дело в том, что у меня нет «послания» к народу. Я никогда об этом не задумывался. Я работал (и работаю) на Linux, потому что это весело и интересно, а еще мне очень нравится открытый социальный аспект разработки, но на самом деле мне нечего сказать людям.
SM: Прошу прощения, что не разъяснил вопрос. Я спросил не о том, есть ли у вас послание или гимн или что-то такое. Как известная личность, вы даете много интервью. Многие из них являются весьма формальными и вам настолько многократно задавали одни и те же вопросы, что вы в гневе закатываете глаза.
А есть ли какой-то вопрос, на который вы хотели бы ответить в интервью? Возможно, потому что у вас есть блестящий / умный / еще какой-то готовый ответ, или просто потому, что вам было бы приятно такое любопытство со стороны? Если так, что бы вы ответили на такой вопрос?
LT: Хм. Мои любимые интервью произошли с несведущими людьми, людьми с некомпьютерным прошлым. Помню одного русского журналиста (тогда я еще жил в Хельсинки), который писал статью для какого-то финансового издания. Он был очень напористым, и оставшись в России после заката Советского Союза он имел какое-то нездоровое восхищение Microsoft-ом, зарабатыванием денег и капитализмом. Я уверен, это усиливалось восторгом по отношению к Wall Street и т.д. который растекается по венам большинства журналистов финансовых изданий.
Из этого получилось отличное интервью – потому что я люблю доказывать. Объяснять такому человеку, почему открытое ПО работает, и притом работает лучше, что та модель, которую он так явственно боготворил. Я не думаю, что переубедил его, но зато эту дискуссию я запомнил навсегда.
А какой-то отдельный вопрос? Нет. Не думаю, что мне это интересно – я увлечен процессом, агрументацией, потоком мысли в интервью. Я думаю, нет такого “идеального вопроса”, равно как и “идеального ответа, который я хотел бы дать на этот вопрос”. Вы спрашиваете у меня что-то, чего у меня нет.
Но если мыслить шире, я могу ответить, о чем вы спрашиваете: это актуально для меня и в процессе работы над кодом. Меня привлекает процесс. Я люблю писать программы. Я люблю что-то улучшать. Способов много, причем конечный результат не так важен – это как извинение перед величиной своего опыта. Именно поэтому я начал с Linux – той ОС, которая мне была поистине нужна, и далее из простой необходимости это переросло в необходимость наличия рабочего проекта.
На самом деле, над этим вопросом стоит нечто, более захватывающее, чем улучшение какого-то куска кода — это улучшение способа реализации и улучшение целого продукта. Изменения в процессе создания ПО иногда оказывались очень болезненными (потому что мы часто привыкаем к некоторым шаблонам и моделям), но после этих изменений у нас непременно возникает чувство гордости. Это, помимо всего прочего, вылилось, например, в создание git. Я думаю, что открытое ПО в целом — просто еще одно изменение модели процесса, весьма, на мой взгляд, успешное.
А моя модель — обратная популярному утверждению “конечный результат оправдывает средства”. Черт, нет, это самое идиотское высказывание за всю историю человечества, уж не говоря о том, что оно часто служило в качестве извинения за плохое поведение. Нет, это самое ужасное из высказываний, поскольку оно упускает из внимания основу и цель работы.
Просто результат совсем не важен. Важны средства – как своего рода путешествие. Конечный результат почти никому не нужен. Если вы все делаете правильно, то и конечный результат будет правильным, а истинное наслаждение — в действии, а не в результате.
И я счастлив, находясь в процессе уже 20 лет, не видя при этом конца и края.
SM: Оглянувшись назад на историю Linux, были ли у вас ситуации, например, такие “Черт, не могу поверить, что я сказал/сделал это”? (Примечание: это не относится непосредственно к коду, а скорее к архитектурным или политическим решениям)
LT: Технические решение обычно не представляют проблемы. Конечно, я много раз делал глупости, но тогда для них были какие-то основания. Важная сторона технических решений состоит в том, что вы можете исправить все позже, когда поймете, что были неправы. Поэтому ситуации “ой, как я мог так ошибиться” возникают всегда, но примечательно то, что чем быстрее мы это замечаем, тем быстрее мы исправляем свою оплошность.
Один наиболее запомнившийся мне “Ой, черт”-момент был в самой ранней стадии разработки Linux, когда я понял, что я разрушил свой жесткий диск, позвонив на него, вместо модемной линии. Тогда это разрушило мою установку Minix, ведь скрипт автодозвона с AT-командами не должен заниматься таким безобразием. (“AT-команды” – обычный набор команд для модемов Hayes).
Вот тогда-то я и перешел на Linux окончательно, и это сильно повлияло на всю его разработку. Хотя случилось это в далеком 1991.
SM: Если бы вы хотели кого-то наградить, кто бы оказался этим счастливцем и за что мог бы получить награду?
LT: Ну, поскольку я компьютерщик, моими героями остаются “настоящие ученые”. Если бы я мог кого-то выбрать, я бы выбрал Ричарда Докинса (Richard Dawkins), за прекрасную критику замутненной логики и антинаучной деятельности.
SM: В чем заключаются верные решения команд дистрибутивов Linux, а в чем они ошибаются? Ваш недавний пост в Google+ о безопасности в OpenSUSE отбрасывает тень на дистрибутивы Linux, но я хотел бы узнать об это чуть больше. Являются ли такие дистрибутивы необходимым злом? Какое (если вообще какое-то) влияние на дистрибутивы вы оказываете?
LT: Я люблю все дистрибутивы, потому что они делают те вещи, которые мне было бы неинтересно делать, хотя они уже довольно рано стали оказывать поддержку, работая над тем, с чем большинство технических людей (особенно включая меня) даже связываться не будет: удобство использования, локализации, создание пакетов и попросту работа над общим поведением системы и восприятием ее.
Я думаю, что дистрибутивы — это тот инструмент, который делает Linux успешным, и опять же, это началось довольно давно (самые первые из них возникли в раннем 92 – на 3,5” дискетках).
Поэтому они не необходимое зло, а необходимое добро. Они весьма успешны и удобны в плане того, что сейчас мы называем Linux, и с технической точки зрения, и, в особенности, для удобства использования и производительности.
И именно потому, что имеют такое важное значение, меня удручает, когда в этом движении я вижу какие-то шаги назад. Пост о SuSE заключался в том, что система спрашивала у нетехнического человека, пользователя, пароль, которого этому нетехническому человеку в данном случае нет никакой необходимости знать, это просто бессмысленно. Такой идиотизм и неприятельское отношение к пользователю — это то, от чего мы сейчас стараемся уйти (и хотя многие разработчики ядра пытаются в этом случае ругать Ubuntu, я считаю, что Ubuntu в основном придерживается правильного направления и концентрирует внимание на человеке).
В таком же ключе меня удручают изменения в Gnome 3. Весь концепт “давайте выкинем весь мусор” привел их к тому, что с системой стало трудно работать, и непонятно, как выполнить то или иное действие. Такой минималистичный подход не движет прогресс вперед, а просто UI-дизайнеры говорят программистам “мы знаем, как лучше”, даже если это усложняет работу пользователя. Вещи вроде “раньше это было легко, а теперь трудно или невозможно” просто с ума меня сводят и очень огорчают.
Что касается моего личного влияния, здесь все по-другому. Разработчики дистрибутивов производят большую работу над ядром, причем не только путем направления туда новой рабочей силы. Я много наблюдаю за дистрибутивами по поводу того, какие части ядра используются наиболее активно, иногда со стороны их команд разработки приходят пожелания о новом функционале, но что мне нравится больше всего, так это то, что разработчик некоторого дистрибутива приходит и говорит “а мы уже используем это у себя для x, y, z”.
Конечно, мое влияние на них заканчивается вместе с процессом слияния кода, но в то же время я рассматриваю дистрибутивы как одних из первых пользователей моего продукта, ядра, и та модель, как мы выкатываем новые релизы (привязанные к календарю, а не к появлению новых функций) — частично стала такой из-за того, что дистрибутивы имеют свои планы по выпуску новых версий. Они руководствуются графиком выхода плюс минус неделя, а мы прилагаем все усилия для обеспечения надежности и фильтрации всяких глупостей.
У нас, например, есть очень строгое правило “никаких регрессий”, и большая часть смысла этого правила в том, что люди – а в особенности участники команды сопровождения дистрибутивов – не должны бояться обновлений. Если раньше что-то работало определенным образом, мы приложим все усилия, чтобы гарантировать его дальнейшую работу. Разумеется, бывают и ошибки, а некоторые изменения не будут замечены с первого взгляда, в целом, я полагаю, что большая часть разработки ядра заключается в том, чтобы обеспечить как можно более безболезненное и гладкое обновление.
Ведь если обновления причиняют хлопоты и боль, это означает, что мы не будем двигаться вперед.
SM: Вы работаете над этим уже 20 лет. Что вы думаете о молодом поколении разработчиков ядра Linux? Замечаете ли вы восходящих звезд? Видите ли какие-то положительные или отрицательные тенденции касательно любой активности в совместной работе среди молодых участников?
LT: Я очень рад, что мы имеем широкий контингент программистов, и с каждым новым релизом мы встречаем тысячи новых людей (а это примерно раз в три месяца). Большая часть помощи исходит от тех, которые просто присылает патч для исправления одной строчки кода, о многих мы больше никогда не услышим после того, как их исправление будет принято, но с другой стороны, такой патч в одну строчку — это начало пути для многих молодых разработчиков.
То есть, одной из главных характеристик работы, которая изменилась за последние 20 лет — это большие масштабы процесса работы над кодом. Большинство таких патчей даже проходят мимо меня – они проходят через несколько слоев других специалистов и т.д. К тому времени, когда я замечаю “восходящих звезд”, они уже довольно долго сотрудничают с нами.
Одной из неприятных тенденций последних лет, что неудивительно, является увеличение кодовой базы ядра, большая часть которого довольно сложна, и ее трудно понять и пропустить через голову. Такие подсистемы ядра, как виртуализация, слой виртуальной файловой системы попросту трудно воспринять новому разработчику. Поэтому всем становится немного сложнее начинать, ведь то, чем ты можешь быть сейчас заинтересован – стало на порядок сложнее в реализации, чем это было десять или пятнадцать лет назад.
Несмотря на это, я все же считаю, что вовлечься в процесс довольно легко, можно начать с малого, с более отдаленных вещей. Большинство программистов нашей команды начинают с работы над каким-то конкретным драйвером или платформой, и затем их знания расширяются. У нас огромное число разработчиков, и когда я общаюсь с руководителями других открытых проектов, он завидуют тому, сколько людей вовлечено в работу с нами.
SM: Вы сказали, что мотивацию и максимальную вовлеченность в процесс для вас создают технические трудности. Конечно, в мире множество таких трудностей. Почему же вы остаетесь верным работе над ядром?
LT: Я полагаю, что это частично потому, что у меня такой характер, я не кидаюсь от проекта к проекту. Я работаю над Linux, поскольку однажды начав, я уже совсем заболел этой работой.
Другая причина того, что ядро для меня остается на первом месте – если вы интересуетесь низкоуровневыми процессами и взаимодействием с оборудованием, то ядро ОС — это работа для вас. Да, в мире полно всяких технических проблем, но ни одна из них не сравнится для вас по захвату с ядром ОС, если вы интересуетесь программными и аппаратными аспектами взаимодействия ОС с железом.
SM: Число поддерживаемых ядром Linux системных архитектур продолжает расти, и вы просто не можете иметь в наличии все на свете оборудование. Как вы проверяете качество и функциональность всех специфических для оборудования изменений в ядре?
LT: А, это просто — никак.
Вся модель разработки строится на взаимном доверии разработчиков, которые знают друг друга годами. Разумеется, я никогда не смогу протестировать все поддерживаемые нами платформы так же, как я никогда не проверю каждый конкретный коммит, который добавляю в основную ветку. Да я даже никогда и не хотел каждый раз этим заниматься – смысл открытого ПО и распределенной разработки в том, что вы все делаете вместе. У нас несколько десятков высококлассных специалистов для каждой отдельной подсистемы (например, сетевые коммуникации, драйвера USB, графические адаптеры, специфические архитектуры и т.д. и т.п.), и даже все вместе мы не можем протестировать все в каждой области, поскольку, да, у нас нет всего оборудования на свете. Я доверяю своей команде, а они доверяют тем людям, с которыми работают сами.
Я думаю, задача каждого большого проекта — найти людей, которым вы можете доверять и, соответственно, зависеть от такого доверия. Я не хочу заниматься микро-менеджментом, я бы не позволил себе такого, даже если бы захотел.
Просто дело в том, что умные люди (а также те, которые имеют “хороший вкус”, что даже иногда гораздо важнее) — очень редки, но всегда можно их отличить. Я считаю, что мой самый крупный успех это не Linux, а понимание, насколько хороша была работа Джунио Хамано Junio Hamano над git, и достаточное доверие к нему для того, чтобы просто спросить, не желает ли он поддерживать проект сам. Возможность дать свободу другим и доверие к ним невероятно важны, поскольку без доверия вы не осилите ни одну серьезную разработку.